Ярослав Харитонский сыграл в премьер-лиге всего 13 минут, но его имя отлично помнят многие из вас. Летом 2005 года московский "Спартак" (Старков – тренер; Йенчи, Дедура и Ковальчук – игроки основы) принимал на унылой лужниковской синтетике ярославский "Шинник". Ярослав Харитонский дебютировал в основном составе родной команды – тренер Долматов бросил его на правый край атаки. Уже через четверть часа Харитонского уносили с поля: австрийский защитник Погатец переломил молодому оппоненту ногу, организовав одну из самых жутких травм в истории чемпионатов России.
Харитонский восстанавливался целый год и больше никогда не играл за "Шинник". Послонявшись по разным регионам и лигам ("СКА-Энергия", "Сатурн-2" и нижегородская "Волга"), он закончил карьеру в возрасте 25 лет.
Юрий Дудь разыскал Харитонского в Ярославле и узнал, что ни после больших травм, ни после большого футбола жизнь не заканчивается.
Девчонки моют
– Чем вы сейчас занимаетесь?
– Я заместитель генерального директора завода, который выпускает теплоизоляцию. Большая интересная работа. С директором этого завода мы давно дружим. Лет 10 назад пересеклись в тренажерном зале: он качался, а я еще играл в "Шиннике" и поддерживал там форму – я вообще замороченный на питании, на ОФП.
Когда я стал заканчивать с футболом, понял, что во вторую лигу идти не хочу. А еще я очень люблю свою жену и дочку – уезжать от них в очередной раз никуда не хотелось. Друг предложил работу в Ярославле – я согласился.
Завод большой, девять гектар. Теплоизоляция – стекловата, которой утепляют стены. У нас четыре завода по всей стране, мы отвечаем за ярославский. На мне – привлечение инвесторов, реализация, арендаторы.
Еще сейчас занимаюсь автомойкой. Это я уже на свои деньги открыл. Мне очень нравится. Всегда хотелось открыть что-то, связанное с машинами, но не автосервис. В Ярославле у нас в этом смысле уровень слабый, я вижу, куда можно расти. Посмотрел, как делают в Москве и Питере – и вперед.
– Тест на продвинутость: точка для самостоятельной мойки у вас есть?
– Нет. Зато у меня сейчас фишка – девчонки моют. Из-за этого очень многие клиенты ездят именно к ним. Во-первых, они аккуратно моют. Красивые? Красивые. Но нет-нет, без всего такого – они просто моют.
– На моей мойке, куда заезжает моя машина, работают только молдаване. У вас?
– Все – русские. Причем смешно: у всех семи человек, которые работают у нас, имена начинаются на "А": Алина, Андрей, Алексей и так далее.
– Вы уже вышли в плюс?
– Да.
Перелом
– Первый матч в чемпионате России, вам 20 лет. Как вы узнали, что попали в состав?
– В день игры, после завтрака. Подошел второй тренер и объявил, что я в основе. Мысли? "Круто. Классно. Охота играть". Приезжаем в "Лужники", сердце – дын-дын-дын. Было больше эйфории, чем страха – команда в том году у нас была сильная, бояться было нечего.
Под трибуной мы слегка задержались. Спартачи – иностранцы их – уже матом нам орали, что мы испугались. Штанюк – он же в Англии играл – послал их тоже. Нерв оголился уже под трибуной – на поле все вышли злыми.
– Что вы успели сделать за эти 13 минут? Коснулись мяча хотя бы пару раз?
– Успел потрогать, конечно. Что-то прострелил даже – вроде опасно.
Потом на бровке принимаю мяч. Вижу, что Погатец на меня катится. Пересматривал видео и понимаю, что сейчас я бы ногу убрал. Но тогда я был совсем неопытным и не ожидал, что есть такие отмороженные футболисты, которые могут прыгнуть в опорную. Ну и еще синтетика сыграла свою роль.
– Это какую?
– На ней нога стоит жестко. На натуральном поле мы, вполне возможно, проехали бы чуть назад – травма, может, и была бы, но не такая серьезная. А тут я ногу как гвоздями приколотил к покрытию. Он в нее врезался и, понятное дело, сломал.
– О чем вы думали в карете "Скорой помощи"?
– Мы ее, кстати, ждали минут 40. А думал: "Блин, хотелось доиграть!". Думал, что полежу чуть-чуть и вернусь. Только в больнице понял, что это надолго. Восстанавливаться пришлось целый год. Со мной, кстати, и в больнице, и потом постоянно был доктор "Шинника" Роженков – нянчился как с сыном, огромное ему спасибо.
В палате Пироговской больницы, куда меня привезли из "Лужников", было человек пять – тоже с переломами. Они, когда узнали, что я футболист, очень обрадовались. На следующий день повторяли матч – смотрели всей палатой.
– После этого вам приходилось встречаться с Погатецом?
– Он приезжал в Ярославль – где-то через месяц после нашего стыка. Его же там серьезно наказали – запретили играть полгода, причем неважно в каком чемпионате. Он приехал прямо ко мне домой. Подошел, протянул руку: "Man, sorry". Я руку пожал.
Вместе с ним было два русских агента – не помню, как их зовут. Они разговаривали с моим отцом. Хотели, чтобы я написал ходатайство и таким образом дисквалификации Погатеца можно было бы избежать. Предлагали деньги – копейки какие-то.
– Копейки – это сколько?
– Три-четыре тысячи долларов, я точно не помню. Но грубо говоря речь шла о том, чтобы откупиться.
– А если бы предложили не 4, а 50 тысяч?
– Я сразу сказал: если оплатите нормальное восстановление – вопросов нет.
– Эээ... Вы не считаете, что это было довольно стремно с вашей стороны?
– Сейчас – считаю. Или не бери денег вообще, или бери то, что предлагают. Но на тот момент: молодой, обидно, да и много всего вокруг мне в уши говорили. Сейчас – уже со своей головой на плечах – я по-другому поступил бы.
Хотя в то же время понимаю: это, конечно, был умышленный фол.
– Самое тяжелое, что ждало вас на восстановлении?
– Связки тянули потом очень долго. Бьешь по мячу, особенно в касание, – и тынь, отдает по ноге, как будто нерв. Дурацкое чувство, прошло не сразу.
И в ноге у меня, кстати, пластина металлическая. В Германии я был в клинике Хельмута Хоффманна – врача "Баварии". При мне в больницу привозили военных из горячих точек – например, подорвавшихся на снарядах. Их собирали по частям: если привозили чуть ли не кусками, через месяц они уже ходили с палочкой.
"Это беда"
– Ваш дебютный матч за "Шинник" – не в премьер-лиге, а вообще – случился в Кубке Интертото-2004. Расскажите нашей молодой публике, что это за турнир.
– Турнир, откуда можно было попасть в Кубок УЕФА. Но когда мы попали на "Лейрию", перед домашним матчем было сказано: играем дублем. У дубля тогда тренером был Бушманов – очень грамотный специалист; в смысле схем, наверное, лучший из тех, с которыми мне приходилось работать. Мы четко знали, кто и за что отвечает – без беготни, без суеты. Он на тренировках по полю двигал нас прямо с мячом. Объяснял вообще все – после этого мы плясали от себя, вообще не подстраивались под соперников. Что было здорово, многие футболисты, с которыми Бушманов играл в "Спартаке", приезжали к нам восстанавливаться после травм или просто тренировались с нами. Когда такие люди были вокруг, мы и росли, и думать учились.
А "Лейрии" я забил гол – в первом же своем матче. Пошла подача на линию штрафной. На меня вышел вратарь, я через него перекинул и с лету дал по воротам. Нормальный гол. Правда, я потом еще два не забил. У нас в первом тайме удалили игрока – молодежь же, рассыпались и 1:4 проиграли. После матча вроде и радость была, а вроде и досада.
Кстати, еще Бушманов никогда на нас голос не повышал.
– Тренером, при котором вы сыграли первый и последний матч в чемпионате России, был Олег Долматов – хороший, но очень тихий мужик.
– Он никогда не повышал голос. Когда он был чем-то недоволен, в тот момент, когда другой тренер кричал бы матом, он говорил: "Это беда". Тихо и быстро: "Это беда. Это беда". Он угрюмый, но как тренер классный. Все тренировки – через мяч, через игру. По принципу: меньше бега – больше мысли.
– Самый необычный партнер в вашей карьере?
– Сережа Виноградов. В "Волге" он был единственным, кто жил на стадионе. Прямо под трибуной. Там была комнатка для переодевания, стояли бутсы, маленький телевизор. Все по квартирам, а он – там. Причем спокойно, вообще без напряга.
– Экономил?
– Да вроде клуб оплачивал квартиры. "Мне нравится, я без претензий", – говорил он. Видимо, не хотел никуда ездить и заморачиваться. Тренировались мы прямо на стадионе, поэтому до рабочего места ему было 20 секунд ходьбы. Но когда нас закрывали на базе, я всегда подтрунивал: "Может, выберешься из норы-то? Воздухом подышать".
10 тысяч евро
– Вспомните свой последний день работы футболистом?
– Легко. Банкет футбольного клуба "Волга" по окончании сезона-2009. База у команды за городом – в Дзержинске. Там устроили очень хороший банкет, губернатор Шанцев спел песню – восемь куплетов без музыки. Пел про Волгу, кажется. Причем пел очень хорошо – я даже не ожидал.
Когда мы там праздновали, я еще не думал, что больше за "Волгу" не сыграю. Но в межсезонье поменялось все руководство – много людей ушло, но у меня контракт действовал. Так получилось, что до марта я был нужен, а после – уже нет. Я не стал уходить, остался в дубле. Доиграл до конца года, вернулся в Ярославль. Потом поехал на просмотр в "Балтику". Там должны были назначить нового генерального директора – Вострикова, который до этого был в "Волге" и позвал оттуда 10 человек, в том числе и меня. Но перед подписанием он сказал: "Ребят, меня тоже двигают".
Я вернулся в Ярославль и плавненько начал заканчиваться.
Правда, совсем недавно чуть не возобновил – меня еще в Грецию звали.
– Как в Грецию? Вы два года не играли.
– Тот самый господин Востриков хотел взять клуб в Греции – во втором дивизионе в городе Серрес. И снова пригласил меня и еще трех игроков. У меня было официальное предложение – даже виза шенгенская в паспорте стоит. Предложение возникло неожиданно – снова на два месяца засел в зал, на беговые дорожки. Но все в итоге снова сошло на "нет".
Кстати, этот Востриков – яркая личность. У него двойное имя – Константин-Сергей. Я впервые в жизни такое видел, но как так получилось, спросить у него так и не решился.
– Вы в "Волге" сыграли всего 5 матчей. Почему?
– Я пришел в сентябре, контракт – два с половиной года. Тренер Дышеков сказал мне: "Эти полгода вливаешься в состав. На следующий год берем в основу". Через полгода его поменял Побегалов. А у нас с ним еще с Ярославля некоторые разногласия...
Вообще наш футбол устроен так, что нет никакой стабильности. С одним тренером ты играешь, с другим – нет. Вот Долматов в меня верил. Получил травму – в клубе говорят: "Восстанавливайся. Тренируйся. Верим". Но тут приходит Юран. Не зная меня вообще и даже не просматривая, сразу говорит: "Мне не нужен".
Или когда я был в "СКА-Энергии". Пришел в апреле, команда была набрана. Меня звал Фельдман, гендиректор клуба, а тренер местный меня в составе не видел. Но когда я все-таки начал выходить, пришел тренер Корешков со своей бригадой игроков. Конвейер.
– Почему так происходит?
– Деньги и результат. Ему нужен результат – он работает со своими футболистами. Кто такой я, чтобы по поводу меня заморачиваться?
– Анатолия Бышовца обвиняли в том, что игроки "Локомотива" отстегивают ему с зарплаты за попадание в состав. Такие штуки действительно есть в русском футболе?
– Хех, конечно. Как об этом узнают? Все по-разному. Через опытных футболистов, например. Они рассказывали, сколько и кому дают.
– И сколько?
– 20-30 процентов от зарплаты. Когда я играл в "Сатурне-2", слышал, что в "Сатурне" молодежном процент был даже больше – 50.
– Когда пришлось делиться вам?
– Так у меня не было агента. А он в этом нужен как фирма-прокладка. У меня его не было, я сам всегда звонил тренерам и себя предлагал.
– Ну а в Калининград и Грецию вместе с табуном игроков вы собирались идти разве не по той же схеме?
– Так меня туда не звали – я сам просился. В "Волге" я познакомился с Востриковым. После того как меня выкинули оттуда, а он пошел в "Балтику", я сам ему позвонил и предложил себя.
– Самая большая зарплата, которую вы получали футболистом?
– 10 тысяч евро в месяц. В "Волге".
– Сейчас вы имеете свое дело и платите зарплату штату сотрудников. Расскажите: вы находите нормальным, когда клуб, который играет во втором по силе дивизионе и собирает на трибунах по 3 тысячи человек, кладет далеко не самому ведущему игроку оклад в 400 000 рублей?
– Не нахожу, конечно. И я всегда понимал: мы получаем деньги, которых не стоим. Но этот рынок уже сложился – я не могу это поменять, я могу от этого плясать. Мы не отбиваем эти деньги, мы, по сути, просто расходуем бюджет. А вот они (показывая на трансляцию матча "Ливерпуля") – получают по делу. Потому что это бизнес. Настоящий, серьезный и очень продуманный.
– Что вам больше всего не нравится в русском футболе?
– То, что он похож на русский шоу-бизнес. Многие люди считают себя звездами, хотя на самом деле ими не являются. Посмотрите, кому наши клубы проигрывают в еврокубках. Или посмотрите, как играют в Кубке России. Больше половины клубов премьер-лиги вылетели в первом же раунде. Кто-то скажет, что это из-за того, что несерьезно отнеслись. Но я думаю, что дело не в этом.
У меня друзья играют в "Тюмени" – они выбили "Зенит". Я смотрел и понимал, что люди играют на равных. Хотя если сложить все их зарплаты и прибавить еще и тех, кто сидит на трибунах, получится все равно меньше, чем у одного игрока "Зенита". Конечно, я не беру таких, как Халк – это мировая звезда. Я про средний класс футболистов премьер-лиги. Уровень их зарплат и распиаренности не соответствует тому уровню, который у них реально есть.
Рулить
– Ваша жена Яна Карушкина – звезда ярославского телевидения. Как вы с ней познакомились?
– Тоже тренажерный зал. Увидел красивую девушку – я по жизни скромный, но тогда что-то щелкнуло и пошел знакомиться. О том, что она работает на телевидении, узнал позже. Она тогда еще вела только утренние новости. Помню, заводил будильник на 6 утра, чтобы посмотреть. Полюбоваться.
Женились мы 07.07.07. Мне было все равно когда, а Яна попросила именно об этой дате. Так вышло, что наш брак стал тысячным в Ярославле с начала года. Шампанское от мэра, которое нам по этому случаю подарили, до сих пор у нас где-то стоит.
– Как она отреагировала, когда вы завершили футбольную карьеру?
– "Наконец-то"! Она знала, что я не бездельник и не смогу всю оставшуюся жизнь лежать на диване. Мы уезжаем из дома в восемь утра – отвожу маленькую в садик, жену – на работу. Вечером забираю их. Между этим – работаю.
– Вам это нравится больше футбола?
– Я себя чувствую спокойнее. Я с семьей, и мне это нравится. От чего я устал, так это от нестабильности. Зависеть от переменных составляющих – это не то, чего я хочу. Я хочу рулить, а не чтобы рулили мною.
Сейчас партнер предлагает запустить небольшую сеть магазинов пирожных. Надеюсь, в этом году откроемся. Плюс хочу открыть еще одну мойку в торговом центре – у вас в Москве это обычная история, а у нас их нет. Если у меня будет завод, мойки и магазинчики, я буду чувствовать себя совсем нормально. А если у тебя межсезонье и ты не знаешь, где окажешься, когда оно закончится – в Хабаровске или Раменском… Ну его на фиг.
– Я правильно понимаю: ваша карьера не сложилась из-за перелома, с которым вас увезли из "Лужников"?
– Нет, я же от него полностью восстановился. Она не сложилась из-за того, что во всей специфике российского футбола мне некому было помочь. Я уже сказал, что агента у меня никогда не было, а самому удалось пробиться только на уровень тех команд, которые у меня были. Не повезло, но так бывает.
– Ну и по-честному: вы же страдаете от того, что закончить карьеру вам пришлось в 25 лет?
– Нет, конечно. Понятно, что настоящая жизнь начинается после футбола. В футболе ты на всем готовом, а тут выходишь и открываешь глаза: "Что я могу?". Зато футбол – это очень полезно. В нем ты учишься одной из главных вещей – бороться за свое место под солнцем. Интриги, сплетни, заговоры – и постоянная борьба.
