Возвращение в Ярославль на постоянное место жительства олимпийского чемпиона Максима Тарасова в родном городе ожидалось со смешанными чувствами.
С одной стороны, с радостью — как-никак домой возвращается самый именитый спортсмен города, с другой — с тревогой. Это возвращение могло означать, что звезда мирового спорта закачивает свою блистательную легкоатлетическую карьеру — в Ярославле, в отличие от Венгрии, где он жил последние десять лет, просто нет соответствующей инфраструктуры для прыжков с шестом на таком высоком уровне.
В Ярославле мне лучше, чем в Будапеште
— Максим, что побудило вас вернуться в Ярославль после десятилетней разлуки?
— Серьезно задумываться о возвращении домой я начал два года назад. Вторым толчком к возвращению послужил дипломатический барьер, который неожиданно возник между Россией и Венгрией: сначала россияне ввели визовый режим для венгров, потом венгры для россиян. Сильно затруднился въезд в Венгрию для моих родителей и друзей. Мы с женой и детьми оказались в эдакой «тюрьме». Сама Венгрия страна маленькая — 400 километров по широте и 250 по долготе. Едешь по своим делам на машине, а мимо тебя летят авто в Австрию, Словакию, Югославию. А ты можешь только на Украину. Очень, знаете, неприятное чувство — ощущать себя ущербным.
Другой причиной для возвращения стали травмы, которые меня преследуют последнее время.
— То есть желание совпало с необходимостью?
— Да. Точно так же, как мы уезжали из Ярославля в 1992 году из-за невозможности заниматься профессиональной деятельностью. Так и сегодня мы вернулись из-за того, что такая необходимость отпала и качество жизни здесь стало лучше, чем в Будапеште.
— Неужели?
— Да, если брать во внимание общение с родственниками, друзьями...
— Не тяжело будет жить в Ярославле после десятилетия жизни в достаточно развитой европейской стране?
— Знаете, я прожил 20 лет в СССР, причем последние семь в очень криминогенной и неблагополучной обстановке. Так что меня уже ничем не испугаешь. Тем более в центре Нью-Йорка, Лондона и Парижа тоже просто нарваться на неприятности.
— И тем не менее за десять лет жизни в Венгрии у вас появились свои привычки. Скажем, посидеть у камина, сходить на дискотеку...
— Это запросто я могу себе позволить и здесь. На дискотеку я уже сходил.
— И как впечатления?
— Хорошие. Приятно, когда вокруг тебя говорят по-русски (улыбается). И потом, вы знаете, за те 10 лет, что провели в Будапеште, мы не только привыкли к положительным моментам проживания за границей, но и успели от них устать. И не забывайте, что возраст 32 года не такой критический, для того чтобы проводить кардинальные перемены в жизни.
— А за судьбу детей вы не беспокоитесь?
— Во-первых, не мне об этом беспокоиться (Максим поднимает взгляд и руки к небесам).
— Все в руках Господа?
— Да. Вы знаете, там они учились в английской школе. Частной, довольно дорогой. Но каждое утро, выезжая из гаража, мы через 300 метров вставали в «пробку». И в этой «пробке» в течение 40–50 минут двигались до школьных ворот. И я вам скажу, это занятие не для слабонервных.
"Все медали у меня уже есть»
— С вашими взглядами на жизнь можно жить где угодно. Но есть один нюанс. Вы же пока не собираетесь завершать спортивную карьеру?
— Это не от меня зависит. Сейчас я практически не профессиональный спортсмен. Стоит мне прыгнуть хотя бы пять метров, у меня тут же все заболит, и мне придется отдыхать минимум три дня. И потом, если даже я вернусь, то у меня не будет никакого стимула — ничего нового для себя я уже не смогу выиграть. Все медали у меня есть.
— Но уйти красиво, после какой-нибудь громкой победы, вам не удалось. Все спортсмены — актеры, и внешний эффект, красивый жест для них очень важны.
— Да, конечно. Но я еще не принял окончательного решения. И потом, я не честолюбивый. Я вполне доволен тем, что было со мной в спорте.
— Допустим чисто гипотетически, что вы вернетесь в большой спорт. Тогда возвращение Тарасова-спортсмена в Ярославль нежелательно, здесь ему просто негде заниматься.
— Вы знаете, сейчас дела в Ярославле обстоят лучше, чем когда бы то ни было. В этом году сразу четыре представителя ярославской легкоатлетической школы попали на чемпионат Европы — Задорожный, Костин, Рыбаков и Загорный. Такого не было никогда.
— Но почти все они номинально ярославцы. Почти все более или менее известные ярославские спортсмены теперь выступают за Москву или другие города.
— У любого спортсмена в момент достижения максимальных результатов возникает желание покинуть родину. Возьмите Михаэля Шумахера, Мику Хаккинена, Мерлин Отти. Они все живут не там, где родились. При этом они всегда возвращаются к себе домой. Потому что профессиональный спорт — максимальное проявление физических, психологических и моральных качеств спортсмена. Именно это заставляет спортсмена на время покинуть привычные, родные места.
— Красивая версия. А может, все проще: в Ярославле, например, у легкоатлетов просто нет условий для спорта высших достижений.
— Это не главное. Возьмем для примера меня. Я в этой спортшколе прыгал с детства. Я здесь прыгал и 3,50 и 5,50. А потом я устал, мой тренер от этого устал, президент нашей ярославской легкоатлетической федерации и директор школы устали. Потому что мы их постоянно трясли: давайте-давате, нам нужно еще 10 сантиметров, нужно еще 20 сантиметров. Нужно сделать то, починить это...
— Вам давали?
— Конечно, и поднимали потолок, срубали балки, делали новые тренажеры, искали зарплату... А потом я переехал в Будапешт и увидел там иной мир. Там была свежая аура, не загрязненная твоими постоянными дерганьями. Но это необходимо только на время проявления твоих высших достижений. И это происходит, поверьте, с любым спортсменом.
Что же касается моего возвращения, действительно, если я решусь вернуться, то для того чтобы мне будущей весной показать приличный результат, надо уезжать из Ярославля уже в сентябре. Но даже если бы здесь были условия для прыжков на 6 метров, я бы все равно уехал тренироваться в другой город. Пока спортсмен не самореализовался, домой ему лучше не возвращаться.
«Быть главой семейства ничуть не проще, чем работать в офисе»
— Получается, что уже самореализовались?
— Получается, что да.
— И чем теперь собираетесь заниматься?
— Пока налаживать быт своей семьи и общаться с теми, кого не видел много лет. Буду готовить детей к школе. Старший, кстати, скорее всего, будет заниматься в нашей спортшколе. Жена продолжит учебу в МУБиНТе.
— То есть сейчас Максим Тарасов работает главой семейства.
— Да, и эта работа ничуть не хуже и не проще работы в каком-нибудь офисе. Раньше у меня эта работа, или, если хотите, обязанность, вызывала раздражение, потому что отвлекала от профессиональной деятельности.
— И это вам нравится?
— Я вижу плоды своей деятельности — это главное. А нравится или нет — это субстанция посторонняя.
— А вы не собираетесь тренировать ярославских спортсменов, помогать как-то школе?
— Тренировать точно не собираюсь. Помогать, советовать я, конечно, могу. Причем любому легкоатлету. Но с этим тоже надо аккуратнее. Чем больше помогаешь, тем непредсказуемей результат. Судьба спортсмена сугубо индивидуальна. И зачастую совет постороннего может быть совершенно непригоден.
И потом, в нашей спортшколе такая обстановка, что мое вмешательство может привести к еще большим проблемам.
— Возьмем другую крайность — вы завязали со спортом окончательно. Кто может стать вашим преемником? Вы ведь были сильнейшим российским шестовиком.
— Сейчас в России пока не видно спортсмена, который реально мог прыгнуть выше 6,05 метра (личный рекорд Тарасова. — А.Н.). Но эта ситуация может измениться в течение ближайших пяти лет.
— Второго Тарасова Ярославль миру не подарит?
— Такого не бывает, чтобы один город, даже страна дала двух достаточно высоко прыгающих человек. Хотя жизнь подкидывает иногда невероятные сюжеты. Вы, например, знаете, что Светлана Феофанова, рекордсменка Европы по прыжкам с шестом, «ярославский продукт»? В свое время мой тренер Алексей Борисович Скулябин выгнал из Ярославля Евгения Бондаренко, нынешнего тренера Феофановой. Бондаренко несколько лет еще прыгал, даже стал мастером международного класса, но свой потенциал не реализовал и потому стал тренером. И сейчас реализуется через Свету.
— Но в Ярославле столько хороших легкоатлетов, а условий для занятия спортом у них нет...
— Вы знаете, стань экономическая ситуация в Ярославле, в России лучше — легкая атлетика вообще исчезнет.
— Почему?
— Потому что любой другой человек, занимаясь 6–8 часов в сутки любым другим делом, материально получит гораздо больше, чем легкоатлет. Это происходит во всех странах Восточной Европы. Чуть улучшилась ситуация, и большинство спортсменов и тренеров ушли из спорта в различные ООО. И очень неплохо живут.
— Но сейчас легкая атлетика коммерциализировалась.
— Недостаточно. Затрачиваемые усилия и здоровье несоотносимы с получаемыми дивидендами.
— Но, извините, вы-то себе на жизнь заработали?
— Да. Но я попал на достаточно благоприятный для легкой атлетики период. Тому же Сергею Бубке приходилось одно время ставить рекорды за 500 долларов. И ему пришлось одно время остановиться и ждать, когда выходцам из бывшего СССР начали платить нормальные деньги.
— Последний вопрос. Что будет с Максимом Тарасовым лет так через пять?
— Не знаю и, по большому счету, не хочу знать.
— Хорошо, поставим вопрос иначе. Чем вы займетесь после завершения спортивной карьеры?
— В одном интервью я ляпнул, что хотел бы открыть свой небольшой салон автосервиса. Но мне кажется, что, когда начнутся встречи с чиновниками пожарной, санэпиднадзорной и прочих служб, я плюну на все и заброшу это занятие.
— Да ладно прибедняться! Одно дело, придет оформлять документы Вася Пупкин, другое — Максим Тарасов...
— В нормальном государстве мы с этим Васей были бы равны.
— Так то в нормальном!
— (Смеется.) Я этого не говорил...
